– Посылайте ягнят в дань

правителю страны,

из Селы через пустыню

на гору дочери Сиона.

Как бьющая крыльями птица,

выброшенная из гнезда –

женщины-моавитянки

у бродов Арнона.

– Дай нам совет,

прими решение.

Сделай в полдень тень свою

ночи подобной.

Спрячь изгнанников,

не выдавай скитальцев.

Дай моавским изгнанникам

остаться у тебя;

стань им убежищем от губителя.

Когда притеснителю придет конец,

прекратится опустошение

и в стране сгинут расхитители,

тогда верностью утвердится престол

в шатре Давида,

и воссядет на него в истине правитель,

ищущий справедливость,

спешащий творить праведность.

Слышали мы о гордости Моава,

о его непомерной гордости и тщеславии,

о гордости его и о наглости,

но пуста его похвальба.

Поэтому плачут моавитяне,

все вместе оплакивают Моав.

Плачьте, сраженные горем,

вспоминая прекрасные лепешки с изюмом

из Кир-Харесета.

Засохли поля Хешбона

и виноградные лозы Сивмы.

Вожди народов

растоптали лучшие лозы,

что тянулись некогда до Иазера,

простирались к пустыне.

Побеги их расширялись и достигали моря.

И я плачу, как плачет Иазер,

о лозах Сивмы.

О, Хешбон и Элеала,

орошу вас слезами!

Над твоими созревшими плодами,

над твоим поспевшим зерном

стихли крики радости.

Веселье и радость ушли из садов,

никто не поет, не шумит в виноградниках

и в давильнях не топчет вино,

и радости шумной положен конец.

Плачет сердце мое о Моаве, как арфа,

и душа – о Кир-Хересе.

Если Моав явится

и станет изводить себя в капище,

если он придет на возвышенности в свое святилище молиться,

то не будет от этого прока.

Таково слово, которое Господь сказал о Моаве в прошлом. Но теперь Господь говорит:

– Точно через три года, как если бы батрак считал свой срок работы, слава Моава и все множество его народа погибнут, а уцелевшие будут малочисленны и слабы.